Ренату Литвинову долго принимали за манерную богемную особу в экзотическом оперенье. Красная помада, шляпки с вуалями, остроугольные жесты, ломано-тягучие интонации... Одним - образец для подражания, другим - для пародирования. В итоге Литвинова приучила нас к особенностям своей индивидуальности. Оставаясь на экране все той же женщиной-богиней не от мира сего, она удивила даже мэтров кино серьезностью своих деловых качеств.

- Рената, вы уже не раз выступали в качестве продюсера, очевидно, для вас это повод почувствовать свою материальность, ведь приходится заниматься и финансовыми проблемами?

- Работать мне всегда нравится, кроме той части, которая касается именно денежных отношений. Бесконечные материальные сражения, финансовые бои, не проплаты, долги... Для меня это самая тягостная деятельность. А все остальное - только счастье. Продюсерская стезя не совсем для меня подходит, но если она тебе посылается, значит, ты должен тоже взять на себя эту миссию, иначе фильм не сдвинется с мертвой точки. Быть продюсером трудно. Но я клянусь, что буду снимать картины, с которых не станут уходить люди.

- При таком похвальном намерении можно, кроме прочего, хорошо заработать.

- Это не может быть моей основной задачей. Всегда должна быть высшая цель. Не материальная. Деньги - большое испытание. Особенно для тех, кто разбогател неожиданно и решил, что все продается. Так что не все проходят эту проверку. Они, конечно, разные в жизни бывают. Мне кажется, мы все здесь на испытании.

- Кстати, профессия режиссера и продюсера более мужская, чем женская. Вам пришлось в себе что-то менять в связи с этим?

- Все время корректирую. Без конца надо идти на компромиссы, они неизбежны в человеческих отношениях. Жесткость имеет свои границы. Она граничит со злом. А зло, мне кажется, совсем невыгодно. Выгодно быть доброй. Не понимаю, что такое быть жестокой. Я всего лишь требовательная.

- Сейчас вы можете смело отстаивать свое право на яркую индивидуальность, а вот когда были неизвестны, как обстояло дело?

- Я раньше была еще более яркой индивидуальностью. И потом, кстати, ее никогда не отстаивала. Просто такая была - как в стакане жидкость. Ты меня критикуй, не критикуй, все равно мой состав не изменишь. Это меня небесные ангелы хранили. Подарили мне такую странную невосприимчивость. Потому что люди же иногда, бывает, ломаются. Выпускают же их из всяких театральных школ, и они все говорят одинаковыми голосами, совсем неинтересно. Что они там с ними делают - не знаю, но выходят какие-то штамповки. А индивидуальность убивать нельзя. Хотя, может, ее там и не было? Тогда и не жалко.

- Лет в 18 вас тоже, наверное, прессинговали...

- Ужасно. Чудовищно. Меня все время критиковали. Говорили, что по-русски так не пишут, что так не делается. Я защищалась как зверь. У меня была профессор Кира Константиновна Парамонова, она мне все вычеркивала. Все страницы были исчерканы красным. Я к ней приходила домой, и часа по три мы разбирали каждую фразу. Я их произносила в воздух и говорила, что так можно. Тогда она отвечала: «Когда ты ее произносишь, ты меня убеждаешь». Если бы я себя меняла - это было бы бездарно. Это была бы не я. Нельзя себя предавать.

- Та Рената была лучше или напротив - несовершенна?

- Конечно лучше! Она была молодая, с длинными волосами, с белой сияющей кожей, ранимая и беззащитная. Она была прекрасней, чем я нынешняя.

- Зато с возрастом вы, наверное, приобрели пробивные качества.

- О, нет. У меня нет пробивных качеств. Искренне благодарна своим небесным хранителям и совершенно убеждена, что моя жизнь срежиссирована свыше. Меня во ВГИКе ругали. Там надо было сотрудничать с режиссерским факультетом, а я мало того, что не сотрудничала, никогда с режиссерами даже не общалась. Ты пишешь этюд, идешь на другой факультет, и они его ставят. У меня не было ни одного поставленного этюда, фильма, полфильма. Полный пассионарий. Главное - я их еще и презирала! Мне они казались какими-то не такими. Хотя училась с очень веселыми ребятами. Параллельно учился Ваня Охлобыстин - суперский совершенно! Помню, когда он уходил в армию, подарил стопку стихов, мне посвященных. Ваня - чудо был. Потом учился товарищ Баширов, Федечка Бондарчук, Рома Качанов, режиссер «ДМБ», Леша Саморядов.

- Они наверняка в вас все влюблялись.

- Нет... ну то, что дружили, это точно. Леша Саморядов вообще был такой потрясающий, нежный. Как-то пришла к нему в гости, и он купил пельмени. Ой, это только с ним могло произойти. Кинул он их в кастрюлю, сидим, ждем. И так странно - они не всплывают. Мы взяли одну пельменину на ложку, а она такая тяжелая - грохнулась и покатилась. Мы ее подняли, и выяснилось, что все пельмени набиты шариками железными. Спрашиваю: «Где ты такое купил?» А он мне так задумчиво отвечает: «Я вот иду и думаю, чего они такие тяжелые?» Этими шариками были все московские дворы одно время забиты. Кто-то взял и продал Леше такие пельмени. Словом, мы так и не поели пельменей.

- На курсе многие вас ценили?

- Никто никого не ценил. И сейчас я, наверно, должна жаловаться, сказать, что никто мной не дорожил, сволочи. С кем ты общаешься - тот тебя и ценит. А кто не общается, говорит: «Фи, какая дурацкая Рената!» Но я сама не могу со многими общаться, у меня нет такого внутреннего устройства.

- Общаетесь вы действительно избирательно и метко: ваше содружество с Земфирой оказалось взаимно вдохновляющим. Кажется, вы нашли близкого по духу человека?

- В данном случае я нашла надежного соратника. Считаю Земфиру большим поэтом, и очень ее люблю. Когда я снимала «Богиню», она совершенно бескорыстно подарила нам свою песню и, кроме того, познакомила меня с Игорем Вдовиным, который написал саундтрек за какие-то очень условные деньги. Этим они лишний раз подтвердили, что большие поэты - люди абсолютно не материальные и не стяжатели.

И в картину «Зеленый театр в Земфире» мы с ней тоже свои средства вкладывали. Главное - в ней есть настроение. Все-таки это документальный фильм, который фиксирует выдающуюся личность в конкретном времени. А я убеждена: Земфира - выдающаяся личность. Очень питательная. Полезная для молодых. Я в свое время закончила музыкальную школу при консерватории, и в музыке разбираюсь. Может, даже лучше, чем некоторые исполнители. От Земфиры очень аккумулируешься, заряжаешься. Потом она очень благородный человек.

- Ничего удивительного, что ординарные люди в ваш круг не попадают - подобное притягивает подобное...

- Да уж, я сотрудничаю только с гениями. Кира Муратова, Земфира, тот же Леша Балабанов. Они не просто талантливые - они имеют смелость оставаться собой. А быть свободным - одно из качеств гения. Думаю, что почти все великие биографии делаются вопреки всему - всегда как исключение. Ты можешь выйти бог знает откуда, обладать кучей недостатков, можешь быть уродом с дефектом речи, все скажут, что ты профнепригоден, а ты будешь самый великий.

- Возможно, вас с Земфирой и нечто кровное, помимо прочего, притянуло? У вас ведь по отцу тоже есть татарская кровь?

- Да, я наполовину татарка. По этой линии у меня очень непростой род - целое древо. У нас там есть и князья, и ученые. Такое вот происхождение.

- Вы утверждаете, что для кино готовы на многие жертвы. Откуда увас такая любовь к нему?

- Вы сами займитесь кино, и поймете, откуда такая любовь. Ее не объяснишь, это как заболевание. Кино - это не реальность, оно над реальностью. Кино - вторая реальность. Если спросить: «За что вы любите этого человека?» Не за полные же губки. Я не могу сказать, что тут на меня повлияла какая-то одна книга или фильм. Этого убожества от меня не дождутся. И что, в таком случае надо перечислять список? Мне вообще кажется странным, когда на тебя влияет некая книга. Что ж ты за человек такой - как трава? Как тебя примнешь, так ты и ляжешь. Помните, у Маркса - «Бытие определяет сознание»? Но он же все-таки ошибся. Это сознание определяет бытие.

- По вашим интервью видно, что к актерам вы относитесь с явной прохладцей.

- Я всегда говорю, что актеры - это не люди.

- А кто же - священные чудовища?

- Актеры - больше, чем люди... или меньше. Это как два параллельных мира. Я об их мире не знаю, и, собственно, не очень-то им интересуюсь. Есть какая-то судьба, и она присутствует свыше. Я вот говорила, что никогда не хотела сниматься. Когда училась во ВГИКе, всегда отказывалась от предложений. А потом все же снялась.

- И теперь вы - актриса.

- Я - не актриса. Просто иногда совпадаю с текстом. Не воспринимаю себя как актрису. Я какая-то профнепригодная, потому что меня работа ужасно опустошает. Поэтому не могу сниматься много. Рано или поздно окончательно уйду в литературу. Когда устану от актерства и режиссуры.

- Любой растиражированный облик редко соответствует действительному, во многом это пиар, реклама. Вас в укоренившемся представлении о себе самой все устраивает?

- Дело все в том, что если ты хочешь как-то этот образ переменить, можно сделать что-то другое в кино. Но мне кажется, я уже это делала. Меня за это, конечно, сильно критиковали, однако и любили. Что касается журналистов, то они пишут о себе, я - лишь повод. Когда даешь интервью, а потом читаешь, понимаешь, что это какой-то абсолютно другой человек говорил.

- Вы не замечали, что своей странностью можете иногда отпугивать мужчин?

- Мне кажется, я действительно иногда отпугиваю мужчин. Не всех, конечно, но многие боятся. Ну и пускай боятся, если они такие дураки.

- Видимо, настоящих непугливых мужчин все-таки немного, поскольку вы часто говорите, что наступает матриархат.

- Он почти пришел. Не зря же утверждают, что класс мужчины определяет женщина, находящаяся рядом с ним. Посмотрите, какие сейчас замечательные женщины, а о многих ли мужчинах вы можете сказать нечто подобное? Единственное: они присвоили себе очень много женских качеств. Они явно другие и хотелось бы понять их. Бывает, они злят своей беспощадностью. Мужчина может не уступить место, не пропустить на дороге, даже если женщина с ребенком. Я как-то одного стукнула за то, что он не пропустил меня на переходе.

- Однако из ваших фильмов выходит, что вы к мужчинам относитесь с некой жалостью. Кого же тогда не жалеть?

- Мне и женщин жалко, и кошек, и собак, и даже мужчин. У меня все-таки основополагающий принцип отношения к людям - жалость.

- Значит, принципиальный и жалостливый взгляд - по-прежнему в силе?

- Да, я уверена, что это мой личный прорыв. Теперь смотрю на людей с точки зрения очеловечивания. Недавно попала на концерт, сидела в первом ряду, на сцену вышли какие-то плясуны, а у меня даже к ним колоссальная жалость появилась. Я подумала, что вот у девушки колготки разорваны, а она их так аккуратно-аккуратно зашила. Вот не знаю, прямо щемящее чувство...

- Людям это, наверное, не очень приятно.

- Но я же это им не высказываю. Я когда работаю, бываю очень требовательна. Это какой-то мой изъян. А кто любит работать, объясните мне? Я просто в шоке иногда, что на фоне остальных выгляжу как работоголик.

- Но в жизни должно быть место не только подвигу, но и отдыху. У вас есть заповедное место, где вы себя чувствуете спокойно и комфортно?

- Знаете, в последнее время во всех местах, кроме Москвы, чувствую себя комфортно. Здесь уже все снято-переснято по сто раз. Разворовали все старые здания и теперь везде этот турецкий новострой с синими окнами. Ненавижу! Хотя родилась в роддоме на Арбате, напротив кинотеатра «Художественный», а жили мы на улице Гиляровского. Эти места мне родные с детства. Я вижу, как меняется город. И вижу, что не все в лучшую сторону. И все же я люблю Москву.

- Рената, у вас растет дочь. Что изменилось в вас с ее появлением?

- С появлением Ульяны я очень изменилась, стала другой. У меня есть высший смысл, которого раньше не было. Это любовь. Не было чувства сильней в моей жизни, чем моя любовь к ребенку. Дочка меня удивляет - она интересуется всем, и даже пытается копировать в каком-то смысле меня. Уже сообщила, что, как и мама, будет актрисой или певицей. Мне иногда говорят, что у дочки такое же необычное имя, как и у меня. Это у нас семейное. Бабушку звали Фаина, маму зовут - Алиса. Имя это что-то личное. В детстве я очень не любила свое имя, не хотела его называть, когда кто-то спрашивал. Думала, ну почему у меня такое дурацкое имя? Вокруг у всех нормальные: Оля, Лена, Наташа. А теперь люблю его.

- Ваша манера поведения уже стала притчей во языцех. Думаю, что это не только радует, но и раздражает?

- Меня часто обвиняют в неестественности... Скучно. Быть манерной лучше, чем банальной. Смиряюсь с тем, что моя индивидуальность может задевать, раздражать. Отчасти это уже помимо меня. Вторая Рената. Или третья. Но такие женщины, неприятные, ломающиеся, странные, они же тоже бывают! Разве вы их никогда не встречали? Для них такое поведение нормально и естественно. Пусть это кого-то шокирует или не устраивает, но я именно такая, а не другая. Не притворяюсь, никого специально не изображаю. Это я! Неужели так трудно в это поверить? Мне бы и самой, как зрителю, была бы интереснее индивидуальность. Может, и интересна до тех пор, пока именно такая.

- Вне всяких сомнений. И еще вы интересны тем, что заточены на саморазвитие, а это редкость.

- Я всегда говорю, что люди очень склонны к деградации. Поэтому нужно себя все время тренировать и держать в тонусе. Потому что человек, конечно, теряет силы, устает, ему кажется, что вечером лучше лечь на диван, уставиться в телевизор или поставить перед собой горы еды и питья. Его поглощает какая-то темная волна, ему ничего не хочется. Нужно держать себя в напряжении и не поддаваться. Хороший рецепт, но многие как раз поддаются, а потом страдают. Это и смертельно. Страдания очень даже питают душу и в них тоже есть здоровое зерно. Мне тоже нравится иногда пострадать. Сразу ощущаешь, что ты живая и у тебя есть сердце. Так что жизнь, несмотря ни на что, вещь прекрасная. Надо неустанно работать над собой. Прислушиваться к интуиции. Потому что ангелы всегда нас пытаются направить.

- И как вы оцениваете их усилия в вечной борьбе добра и зла?

- Считаю, что добрых людей все равно больше. Просто в человеке, мне кажется, присутствуют не только белые и черные силы, но и прозрачные, которые в зависимости от обстоятельств служат то одному, то другому.

- У многих эти обстоятельства весьма непросты, и часто именно они подталкивают к определенному выбору...

- Да, большинство людей живут трудной жизнью. И требовать от них какой-то духовной работы нельзя. Это ведь большой труд. Личное дело каждого. Представьте, как выживают бездомные. Но сильных людей испытания делают еще сильнее и, как ни странно, бодрее. Слабые становятся злыми, и это их разрушает. Сочувствие, сопереживание столь же сильны, как и любовь. Мы все так беззащитны, уязвимы, смертны. Каждого любит мама, еще более беззащитная в своей любви. Всех надо жалеть. Я хочу быть на стороне света. Хотя, конечно, в мире идет приумножение зла, но... Буду сражаться. Для меня то, что красиво, прежде всего связано со светлыми и божественными силами. Стараюсь быть проводником этих сил. А вдруг это кого-то спасет?

цитаты ,афоризмы

Женщина должна будоражить мужчину, создавать ему интересное времяпрепровождение, украшать жизнь. Но ей нужно обязательно делать свою жизнь, отдельную от семейной, заниматься собственной карьерой. У нее должно быть что-то свое, иначе мужчине с ней скучно.

 
Я считаю, везет каждому, только не каждый умеет этим пользоваться.

 

Здесь нет земли, здесь небо с двух сторон. С нижнего льется дождь, а верхнее для птиц… Прыгай, не бойся! О небо еще никто не разбивался!

 
Я все равно не скажу всей правды, потому что сама ее не знаю.

 
У меня теория такая, что если ты хочешь найти любовь и ты себе так назначил, тебе, конечно, будет дано.
Когда вы кого-то отчаянно любите, тот человек вообще не имеет шансов ускользнуть.
Он полюбит вас тоже.
Или он будет всегда помнить о вас.
Человек, неистово любящий, – ну, чтобы это была не какая-то там фанатская любовь и не болезнь психическая, когда кто-то может лазать по заборам и проникать в квартиры, а безусловная любовь – такой человек обязательно заразит другого своей любовью.
И если вас любит сильная личность, с сильной энергетикой, то и у вас нет шансов.
В каком-то смысле это даже какое-то разрушительное чувство.
Потому что если у вас все в быту устоялось и по полочкам разложено, но вдруг в вашу жизнь вторгается какая-то мощная энергия – у вас нет вариантов спастись.

.
 

Если вы кого-то по-настоящему сильно любите, он вас полюбит тоже, у него просто нет шанса этого избежать.

 
Мужчины мало что про женщин знают: и Лев Толстой, и даже великий ловелас Чехов так ничего про нас и не поняли.

 
Мне хочется сказать: «Я люблю тебя», — но мне некому это сказать…

 

У меня чем хуже, тем больше улыбаюсь. Защитка такая.

 

Любовь — это желание отдавать, а страсть — желание брать.

 Источник: Женский журнал